— Да, я разумное приобретение. И я буду для вас подходящей женой — как днем, так и ночью. Ведь я тоже тосковала все эти годы, пока жила одна. Мы дополним друг друга. А с каким интересом мы оба займемся восстановлением и устройством Зеебурга, заполняя его вашими чудесными вещами! Мы устроим салон, который станет еще более знаменит, чем Коппе в дни мадам де Сталь.
Все же он протестующе возразил:
— Вы мне очень дороги, Фрида, но…
— И вы мне тоже, мой бедный друг. Раз и навсегда я не позволю вам уехать и погубить себя.
Пауза. Что еще он мог сказать или сделать? Он чувствовал себя задавленным, поверженным, побежденным, но в то же время его постепенно наполняло ощущение покоя. План, который она представила, был таким разумным, таким удачным во всех отношениях, сулящим нечто прямо противоположное тому темному будущему, о котором все последние дни он думал с ужасом. Согласие будет подобно теплой ванне, куда он нырнет после долгого утомительного пути. Он закрыл глаза и нырнул. Облегчение не поддавалось никакому описанию. Он откинулся на спинку дивана.
— О боже, Фрида… я чувствую, что хочу рассказать вам все… с самого начала.
И он рассказал — подробно, с чувством.
— О да, — протянула она сочувственно, хотя и двусмысленно, когда он закончил. — Теперь я все понимаю.
— Вы единственная женщина, которая всегда меня понимает.
Когда он заговорил, собака проснулась, подняла голову и с радостным лаем прыгнула к нему на колени.
— Вот видите, — кивнула Фрида, — и Петеркин вас признал. Вы устали. Отдохните, пока я схожу за подкрепляющим. — Вскоре она вернулась с бокалом в руке. — Это с вашей родины, очень старое и дорогое. Я давно припрятала для вас бутылочку. Выпейте все, чтобы доставить мне удовольствие.
Он по запаху понял, что это виски — оно никогда не шло ему на пользу, нарушало кислотность, подрывало печень. Но сейчас ему действительно не помешал бы глоток спиртного, он так хотел угодить Фриде, да и не было воли сопротивляться.
— Вот и молодец, — похвалила она, усаживаясь рядом. — А теперь мы посидим тихо, как две мышки, пока вам не станет лучше.
Как он и ожидал, виски ударило в голову. Лицо раскраснелось, но Мори не стало лучше, а наоборот, он поглупел и разгорячился. Через минуту, глядя на него, она задумчиво сказала:
— Я все думаю, как нам лучше организовать нашу женитьбу. Все нужно устроить не только тихо, но и быстро, если мы хотим уехать до того, как обо всей этой суете, которую вы опасаетесь, станет известно. Да?
— Чем быстрее мы уберемся отсюда, тем лучше.
— Тогда самым разумным будет поехать в Базель прямо завтра с утра. На все у нас уйдет дня три, ибо понадобится исполнить несколько формальностей. Но мы сможем вернуться сюда в среду вечером.
— А потом, дорогая Фрида?
— На следующее утро отправимся в долгое путешествие.
Он словно в тумане увидел, что она ему улыбается. Проклятье, а она ничего, эта тетенька, и глаза чудесные, и телом еще крепкая, не рыхлая. Что она там говорит?
— Какой вы милый, что секунду назад назвали меня дорогой Фридой.
— А вы и есть дорогая, знаете ли. — Он неожиданно фыркнул от смеха. — Настоящая Брунгильда.
— Ну, это вам решать — в будущем. Вы до сих пор не бывали на втором этаже Зеебурга. Моя комната, которая станет нашей, очень милая. Сегодня мы туда не заглянем. После, да? Вы не найдете меня холодной. Некоторым не нужна телесная любовь, но для нас она будет естественной и частой. Да? К тому же она необходима, ибо расслабляет. А теперь давайте поговорим о нашем таком приятном будущем.
Час спустя «дофин» торжествующе подкатил к его вилле. В темноте маленького тесного салона она похлопала Мори по щеке и многозначительно хихикнула.
— Ну вот, вам, как и мне, приснится счастливый сон. Спокойной ночи, mein lieber Mann, завтра я приеду пораньше. Мы должны выехать в Базель до девяти.
Смертельно уставший, с замутненным сознанием, но успокоенный, он ввалился в дом, радостно предвкушая, как мгновенно уснет.
— Я сразу спать, — сообщил он Артуро, стараясь говорить нормальным голосом. — Не забудь запереть дом, прежде чем ляжешь. Завтрак подашь ровно в восемь.
— Слушаюсь, сэр, — несколько растерянно ответил Артуро. — А что сегодня — подать наверх горячее молоко и сэндвичи?
Нет, подумал Мори, только не после виски, тем более что он еще не до конца протрезвел.
— Сегодня ничего.
Он умолк, понимая необходимость поставить в известность слугу об изменениях в своих планах. Что ж, с Артуро все должно пройти легко, итальянца сразила перспектива его отъезда.
— Между прочим… — Он подыскивал слова. — Кое-что неожиданно произошло. В общем, мне не понадобится уезжать навсегда, а только лишь месяца на три.
Артуро несколько раз изменился в лице, прежде чем просиял.
— О сэр, я так счастлив, так рад, так благодарен Господу и святой Филомене. Я ей молился, чтобы вы остались. Погодите, я еще Елене расскажу.
Неуемный восторг слуги только больше его утешил. Такая преданность, такая любовь, думал он, поднимаясь наверх, и от Елены тоже, они оба очень привязаны к нему. А теперь спать.
Глядя вслед хозяину со странным выражением, Артуро дождался, пока тот не скрылся в спальне, потом повернулся и ушел к себе в буфетную. Елена вопросительно посмотрела на мужа. Тот ответил утвердительным жестом и многозначительной гримасой.
— Ты была права. Немка подцепила его на крючок. Взяла за горло.
— Madre d’Dio! — воскликнула она и перешла на неаполитанский: — Lu viecchio ’nzannaluto.