Древо Иуды - Страница 69

И все же порой она озадачивала его, даже вызывала странное беспокойство. Действительно ли ее развлекало все, что он ей демонстрировал? Сомневаться не приходилось: он десятки раз видел, как зажигались ее глаза, полные интереса и оживления. Однако бывали случаи, когда она, оставаясь очень внимательной, казалось, начинала нервничать. И потом она то приближалась к нему, то вдруг отстранялась. У нее была странная способность уходить в себя, а еще она удивляла его тем, что никогда не меняла свою точку зрения.

В одном из магазинов на улице Грабен он тщетно растратил всю свою утонченность и обаяние, пытаясь уговорить ее принять подарок — простенькое ожерелье, но зато с изумрудами, которым она невольно восхитилась, даже не представляя, сколько оно может стоить.

— Очень красивая вещь, — ответила она, покачав головой, — но не для меня.

И ничто не могло ее переубедить. Тем не менее он намеревался поступить по-своему, хотя она об этом пока не подозревала.

Больше всего его поразило то, что богатство значило для нее так мало. Она оказалась безучастной к роскоши отеля, а помпезные, изысканные трапезы просто приводили ее в смущение, он также чувствовал, что для нее предпочтительнее тесный арендованный автомобильчик тихому комфорту «роллса». И действительно, однажды, когда он намекнул на это обстоятельство, она неожиданно сказала:

— Но, Дэвид, за деньги ведь не купишь то, что действительно имеет значение.

Разочарованный и несколько раздосадованный такой явной недооценкой, он все же утешался мыслью, что в таком случае его полюбят или, как теперь он смел надеяться, уже любят ради него самого. А так как больше всего удовольствия ей доставляли самые простые вещи в жизни, он решил переключить ее внимание на Швейцарию и тихий покой, который она там найдет. Вена вовсе не была ошибкой; он не только узнал девушку лучше, но и добился прогресса, большого прогресса, за эти последние несколько дней. Определенно была достигнута некая степень интимности, между ними теперь пробегали искры. Пусть она сама пока этого не сознавала, зато он видел по тому, как она внезапно краснела, как загорались ее глаза при его появлении, что она уже миновала критическую точку. Он чувствовал это нутром. Видеть и понимать, что эта застенчивая, эмоциональная девушка постепенно поддается новому для себя чувству — любви, доставляло ему несказанное удовольствие.

В субботу утром, когда они закончили завтракать, он произнес как ни в чем не бывало, однако не без заботливости в голосе:

— Мне начинает казаться, что мы исчерпали возможности этого города на какое-то время. Не хотелось бы вам уехать завтра в Шванзее? Если такой холод продолжится, то у нас в горах определенно выпадет снег, а это зрелище вам никак нельзя пропустить.

Та теплота, с которой она ответила, мгновенно подтвердила, что интуиция его не подвела.

— Конечно, хотелось бы… то есть… если это не нарушит ваших планов. Я действительно очень люблю деревню. Но это не значит, — поспешила она добавить, — что мне не нравится быть здесь.

— В таком случае решено! Отправимся воскресным дневным самолетом. Я сегодня же отошлю Артуро вперед — путешествие на автомобиле через перевал Арльберг в это время года было бы для вас слишком утомительным. Но прежде чем мы уедем, — он сделал паузу и улыбнулся, — вам придется преодолеть еще одно препятствие, хотя, думаю, вы сочтете это за удовольствие, а не наказание.

— Да? — произнесла она слегка неуверенно.

— Сегодня в Венской опере дают гала-представление — «Мадам Баттерфляй»… Спектакль будет исключительный, так как поет Тебальди. Декорации Бенуа. Достать билеты практически невозможно, но мне повезло. Уверен, вам понравится именно эта опера. Так что, вы согласны пойти?

— Да, Дэвид, — ответила она с едва уловимым сомнением. — Но меня беспокоит то, сколько хлопот я вам доставляю.

— Даже не думайте об этом. — Он не стал рассказывать, что только благодаря огромной переплате, осуществленной через консьержа, ему удалось заполучить ложу накануне представления. — Кстати, днем сделаем перерыв в нашей программе, чтобы вечером быть бодрыми и свежими.

Оба были рады отдыху, тем более что небо заволокло тучами, а ветер, задувший от Земмеринга, сделал прогулку по улицам холодным и малоприятным развлечением. Однако, отдав распоряжение Артуро возвращаться домой, Мори ушел из отеля по своим делам и отсутствовал какое-то время. По его предложению, они поужинали рано в гостиной, куда им подали всего по чашке крепкого черепашьего супа, омлет с пряностями и жареной картошкой по-французски, а на десерт — «Персики Мельба» и кофе: намеренно легкая, но хорошая еда.

По окончании трапезы он поднялся из-за стола.

— Я понимаю, что это неприятно, моя дорогая маленькая пуританка, но для этого случая нам придется немножко принарядиться. К счастью, я знаю ваш размер, поэтому у себя в комнате вы найдете кое-что. Я велел вашей милой Анне все для вас приготовить. — Он по-дружески обнял ее за плечи и склонился, прошептав самым обворожительным образом: — Прошу вас надеть это — ради меня.

Тихо напевая дуэт из «Баттерфляй», он неспешно, со вкусом переоделся: сначала побрился электрической бритвой, пока не остался доволен гладкостью щек, затем принял горячую ванну, после которой последовал теплый душ, хорошее растирание и чуть-чуть талька без отдушки. Камердинер из отеля успел разложить его вечерний костюм, свежую накрахмаленную рубашку с жабо, запонки из оникса с бриллиантами, черные шелковые носки, наполовину вывернутые наизнанку, и поставить возле кресла лакированные туфли, удалив предварительно распорки и вытянув язычки. Даже Артуро не сделал бы лучше — нужно не забыть дать парню чаевые. Он прошелся по волосам щетками из слоновой кости — слава богу, в своем возрасте он сохранил шевелюру — и наконец был готов. Капелька парфюма «О-де-Мюже» завершила картину. Он внимательно изучил свое отражение в зеркале и отметил, что как всегда хорошо смотрится во фраке и с белым галстуком-бабочкой — никто не мог сравниться с «Карачени» по идеальному крою, — но в этот вечер, при всей своей скромности, он безусловно знал, что выглядит красиво, изысканно и на удивление молодо. С радостным предвкушением он выключил свет — привычка, сохранившаяся с юных лет, — и прошел в гостиную.